Часть II.
Долой ваше искусство!
Долой ваше искусство!
Краткое содержание
Вторая часть знаменитой поэмы В. Маяковского выступает под лозунгом "Долой ваше искусство!". В ней уничижающей критике подвергается буржуазное искусство, сглаживающее остроту и силу страданий человека, которые с неимоверной силой были описаны в I части.
Вторая часть направлена против тех поэтов, которые «выкипячивают, рифмами пиликая, из любвей и соловьев какое-то варево». И хотя строки эти имеют в виду конкретный адресат – Игоря Северянина, однако в целом они содержат куда более обобщенный смысл и направлены против того искусства, которое лакирует жизнь, сглаживая ее вопиющие противоречия. Над всем этим поэт ставит «nihile», потому что в его представлении книги делаются так:
«пришел поэт,
легко разжал уста,
и сразу запел вдохновенный простак…»
Но, на самом деле, он видит лишь, как у поэтов и писателей «тихо барахтается в тине сердца глупая вобла воображения». Поэт, протестующий против буржуазной морали, протестует против искусства, которое проповедует эту мораль.
«пришел поэт,
легко разжал уста,
и сразу запел вдохновенный простак…»
Но, на самом деле, он видит лишь, как у поэтов и писателей «тихо барахтается в тине сердца глупая вобла воображения». Поэт, протестующий против буржуазной морали, протестует против искусства, которое проповедует эту мораль.
Вторая часть поэмы очень важна для понимания эстетических позиций молодого Маяковского. Эстетическое кредо поэт излагает в острой полемике с буржуазным искусством. Он провозглашает борьбу за демократизацию поэзии. «Пиликающим рифмам» он противопоставляет образ «улицы», которая «корчится безъязыкая – ей нечем кричать и разговаривать». Свою задачу Маяковский видит в том, чтобы дать «безъязыкой улице» поэтическое слово, выразить ее страдания и думы. И пусть словарь этой поэзии не будет «изысканным», пусть он включает в себя нарочитую грубость и вульгаризмы:
… во рту
умерших слов разлагаются трупики,
только два живут, жирея –
«сволочь»
и еще какое-то.
Кажется – «борщ».
А улица присела и заорала:
«Идемте жрать!»
… во рту
умерших слов разлагаются трупики,
только два живут, жирея –
«сволочь»
и еще какое-то.
Кажется – «борщ».
А улица присела и заорала:
«Идемте жрать!»
Портрет лирического героя
"Я
Здатоустейший,
Чье каждое слово
Душу навородит,
Именинит тело,
Говорю вам:
Мельчайшиая пылинка
живого
Ценнее всего, что я
сделаю и сделал."
«Златоустнейший»* поэт, «чье каждое слово душу новородит», утверждает как самую высокую ценность мира «мельчайшую пылинку живого». Поэтому он проповедует не фантазию, не уход от жизни, а жизнь, ее земные ценности. Истинный поэт, по мнению Маяковского, не тот, кто сотворит легенду о «Фаусте, феерией ракет скользящего с Мефистофелем в небесном паркете», а том, кто в «каторжнях города- лепрозория» (низшая степень падения человека!) увидит «душ золотые россыпи». Так, поэзия, уходящая своими корнями в земную, грубую жизнь, в противовес искусству «Гомеров и Овидиев», является, с точки зрения Маяковского, демократической по самой своей сути.
Неологизм "златоустейший"
Отсылка к святому Иоанну Златоусту, монаху, автору множества православных сочинений о вере. Впрочем, упоминание христианского мыслителя в поэме - скорее ироническое, ведь религию лирический герой также критикует. Но об этом будет сказано в четвертой части.
Себя, ведущего «каторжан города-лепрозория», он называет «крикогубым Заратустрой», проповедующим бунт и борьбу («Жилы и мускулы – просьб верней. Нам ли вымаливать милостей времени!»).
Он ощущает себя предтечей нового спасителя («А я у вас – его предтеча; / я – где боль, везде…»), приближающегося «в терновом венце революций».
Он ощущает себя предтечей нового спасителя («А я у вас – его предтеча; / я – где боль, везде…»), приближающегося «в терновом венце революций».
Именно в «Облаке в штанах» тема искусства впервые связывается с темой революции. Миссия поэта, в трактовке Маяковского, оказывается миссией пророка. Миссия эта драматична, так как лирический герой, предсказавший, что «в терновом венце революций грядет шестнадцатый год» (Маяковский ошибся в своем предсказании всего на один год), все же осмеян у «сегодняшнего времени».
Тема искусства - тема революции
Где глаз людей обрывается куцый,
главой голодных орд,
в терновом венце революций
грядет шестнадцатый год.
главой голодных орд,
в терновом венце революций
грядет шестнадцатый год.
Но предвкушение радости завтрашнего дня, ключи от которого в руках этих «людей… от копоти в оспе», заставляет поэта снова «взводить» себя «на Голгофы аудиторий». И даже приход революции, венчающий проповедь лирического героя, не снимет этой драматической печати с лица поэта:
И когда,
приход его
мятежом оглашая,
выйдете к спасителю —
вам я
душу вытащу,
растопчу,
чтоб большая! —
и окровавленную дам, как знамя.
приход его
мятежом оглашая,
выйдете к спасителю —
вам я
душу вытащу,
растопчу,
чтоб большая! —
и окровавленную дам, как знамя.
Идейное содержание второй части
Эстетическая и этическая программа Маяковского
Необходимо отбросить искусственную словесность и заменить ее современной реальностью; заменить архаическую фигуру традиционно-лирического поэта героем современности, выражающим мироощущение нового городского человечества с такой же полнотой, с какой герои Ветхого и Нового завета выражали мысли и чувства своих современников и потомков.
Языка для нынешних людей, для улицы, для «мы» еще нет, - сегодня поэт может только пожертвовать собой, своей душой; таков трагический итог этой части, центральным конфликтом которой является, как было сказано, несоответствие внешней речи- внутреннему человеку.
Внутренний мир современного человека безгранично
богат: в нем живут религии
прошлого от Заратустры, автора Гат, самой священной части Авесты (ХП-Х вв. до н.э.), до Ветхого и Нового заветов, античные эпос и лирика - Гомер и Овидий, герои Французской революции, взявшие Бастилию. Вся история человечества.
Замечательно, что глава,
открывающая словом «nihil» и утверждением:
«Никогда/ ничего не хочу читать,/ Книги?/ Что книги!», завершается патетическими ссылками на духовную историю человечества: Заратустру (явно воспринятого через Ницше), Библию, Евангелие, поэзию древних греков и римлян, - без этого нет и не может быть современного человека. Вот кого она потеряла, отказавшись от его любви.
богат: в нем живут религии
прошлого от Заратустры, автора Гат, самой священной части Авесты (ХП-Х вв. до н.э.), до Ветхого и Нового заветов, античные эпос и лирика - Гомер и Овидий, герои Французской революции, взявшие Бастилию. Вся история человечества.
Замечательно, что глава,
открывающая словом «nihil» и утверждением:
«Никогда/ ничего не хочу читать,/ Книги?/ Что книги!», завершается патетическими ссылками на духовную историю человечества: Заратустру (явно воспринятого через Ницше), Библию, Евангелие, поэзию древних греков и римлян, - без этого нет и не может быть современного человека. Вот кого она потеряла, отказавшись от его любви.
